Процесс перестройки оживил дискуссии экономистов о путях социально-экономических преобразований в СССР. И, прежде всего, речь идет о выяснении причин самой перестройки, ее необходимости и достаточности в контексте намечаемых перемен. Во-первых, несмотря на существование пресловутого “морально-политического единства советского общества” в реальности и в самом обществе, и в КПСС были представлены различные идейно-политические позиции: от право-консервативных до либеральных.
Сами власти определяли перестройку как «революцию сверху», которая должна обновить все сферы советского общества, вдохнуть новую жизнь в коммунистическую перспективу, причем на базе коренных принципов социализма. Следует сказать, что работники партаппарата и широкие слои населения по-разному понимали эти принципы. Во всяком случае, до социал-демократических идей («демократического социализма») на практике доходили не многие.
Во-вторых, под перестройкой сторонники консервативного направления, как выяснилось, понимали возвращение страны к утраченным феодально-монархическим и религиозным ценностям, их возрождение и осовременивание. В-третьих, многочисленные адепты либеральных ценностей выдвигали различные проекты создания в стране либерально-буржуазного общества: от конвергенции социализма с капитализмом и до фундаментального либертарианства.
Само собой разумеется, что на первых порах перестройки сторонники второго и третьего направлений действовали латентно, или были в открытой оппозиции к власти (А. Солженицын, акад. А.Сахаров). Перед руководством страны были два пути осуществления стратегии перестройки, первый путь — использовать опыт Китая, где была проведена реформа экономики под руководством КПК и под умеренными лозунгами прагматизма. Экономика и политика здесь были разведены в разные стороны. В экономике насаждался, по существу, капитализм, а в политике оставался тоталитарный социализм с господством партийных комитетов. Опыт Китая был для нового времени весьма успешным. Подобный путь позволял провести глубинные экономические реформы и в СССР при сохранении социально-экономической стабильности и глубоких потрясений в обществе.
Но на практике возобладал другой путь — изменить все и сразу, идти широким фронтом, радикально пересматривая все модели государственного устройства, формы экономической жизни и идеологические императивы. Такая стратегия соответствовала и логике борьбы против оппонентов, и ожиданиям и настроениям в обществе, а, по большому счету, была обусловлена менталитетом русского народа, его стремлению идти до конца курсом социальных преобразований. К тому же сказывались нереализованные возможности хрущевской “оттепели”. В историческом опыте народа глубоко сидели противоречивые корни сталинизма, которые привели страну к подмене «пролетарского интернационализма» великодержавным шовинизмом и придали стране облик номенклатурного социализма и государственного терроризма. Все это говорит о том, что политическое руководство, вставая на такой путь преобразований во всех сферах жизни общества, так или иначе выбирало вариант революционных изменений и сознательно поддерживало инициативу дополнить “революцию сверху” такой же “революцией снизу”. Естественно, как и любая революция, эта четвертая за XX столетие в России буржуазно-демократическая, антитоталитарная, национально-освободительная революция не могла не сопровождаться экономическими и социальными потрясениями, кризисами всякого рода и пертурбациями.
Дело еще осложнялось тем, что в стране оказались нерешенными не только экономические проблемы, но и общедемократические -надо было покончить с тоталитарным режимом, ввести многопартийность и установить республиканский строй, а также решить ряд национальных проблем. На повестку дня выдвигался “национальный вопрос”, предоставление подлинной независимости союзным республикам, окончательное уничтожение реанимированной большевиками в новой социалистической упаковке Российской империи.
Все эти проблемы, включая окончание “холодной войны” и введение законности и нравственности в развитие международных отношений, разом “навалились” на экономику и она начала давать сбои. Тем более что перед страной стоял главный вопрос: как осуществлять экономические преобразования, на основе каких экономических моделей, какие при этом задействовать экономические стимулы.
В чисто экономическом плане перед страной был опыт ряда социалистических, страт по перестройке своей экономической системы: модель самоуправляемого социализма в Югославии; развитие нового экономического механизма в Венгрии; опыт перестроечных процессов в Польше (с учетом роли профсоюза «Солидарность»); наконец, собственный опыт экономических реформ (НЭП, «хрущевские» и «косыгинские» реформы). Все эти реальные модели, так или иначе, базировались на первом опыте экономические преобразований в СССР и теоретической концепции польского экономиста О. Ланге о возможности построения «рыночного социализма», т.е. без директивного экономического планирования и при максимально возможной самостоятельности предприятий, опирающихся на подконтрольные центру экономические рычаги. Речь шла, по существу, о введении индикативной модели экономического планирования и самостоятельности предприятий, включая элемента самоуправления.
Таков был наработанный опыт и теоретические представления в рамках так называемого социалистического выбора и коммунистической перспективы. Надо сказать, что между сторонниками «планомерности» как исходной экономической категории и “товарности” в СССР после смерти Сталина шла непрекращающаяся дискуссия. Суть ее сводилась к тому, что социалистическая экономика, по мнению сторонников первой точки зрения, развивалась как бы «сверху вниз», поэтому приоритет имеет народнохозяйственная категория планомерности и все производство при социализме является непосредственно общественным по своему характеру. Но на низших «этажах» экономики появляется вытекающая из хозрасчета предприятий другая категории — товарность, которая органически подчинена и встроена в маломерную систему в качестве существенного элемента.
Сторонники другой точки зрения считали «товарность» исходной экономической категорией и полагали, что она пронизывает всю социалистическую экономику, задает ей цель и смысл, т.е. в стоимостных показателях выражает ее определенность. По сути дела, сторонники этой точки зрения в завуалированной форме пытались доказать, что у социализма и капитализма существует единое начало — товарность. Это признание открывало путь и к теории индустриального общества (как общей для социализма и капитализма), и к теории конвергенции двух общественно-экономических систем. Естественно, что она предавалась остракизму сторонниками «подлинно социалистических» взглядов,
С учетом пройденного пути следует сказать, что правы были сторонники первой точки зрения о несовместимости социализма с товарностью и таким образом искусственности построения такого общества на началах эффективности и экономии ресурсов. Таким образом, за бортом полемики оказываются и сторонники «рыночного социализма», пытающиеся соединить два начала в рамках одной концепции.
По мнению некоторых ученых, социализм в том виде, в каком он был построен в СССР, вообще представляет тупиковый путь общественной эволюции. Но М. Горбачев и другие руководители СССР объективно срослись с таким социализмом и предполагали в результате экономических реформ сделать некий синтез «марксистского догматизма», основанного на схоластике советских учебников, с «идеализированным западным фритредерством», что вело экономику в явный тупик, а страну — в кризис. «Социализм» может быть либо ленинско-сталинским, т.е. тоталитарно-террористическим, застегнутым на все милитаристские пуговицы, либо демократическим, конкретно -социал-демократическим (по советской концепции – вовсе не социализмом, а нечто средним между ними: социалистическим капитализмом или капиталистическим социализмом — если уж пользоваться этими терминами). Что такое социализм, так сказать, в чистом виде, без вульгарных примесей вождизма, монополии одной партии на власть, тотальном планировании и т.п. истории пока неизвестно.
Можно выделить следующие этапы периодизации перестройки, реформирования в рамках обновленного социализма: 1) первые годы (1985-1987 гг.) господствует концепция ускорения социально-экономического развития страны с упором на административно-командные рычаги; 2) затем (1987-1989 гг.) выдвигается собственно идея перестройки и выбирается предприятие, как основное звено экономических реформ; 3) в последующие годы (1989-1991 гг.) при незавершенности экономических реформ (и во многом благодаря этому) берется курс на реформирование политической системы Союза ССР: проводятся свободные выборы, отменяется статья Конституции о руководящей и направляющей роли КПСС в обществе, возникают политические партии. Страна вступает в полосу системного кризиса. Начинается спад производства, инфляция и распад единого союзного государства.
Рассмотрим отношение экономистов к выбору в качестве основного звена экономических реформ государственного предприятия. Аргументация сторонников такого выбора сводится к тому, что надо было сломить сопротивление реформам со стороны «среднего звена» в управлении народным хозяйством (министерств и ведомств), позволить трудовым коллективам выбирать своих руководителей, почувствовать себя «хозяевами» производства. Им противостоит позиция тех ученых, которые считают, что принятие и ввод в действие закона о государственном предприятии разбалансировал экономику, что привело к переполнению рынка деньгами (так как был утрачен контроль за заработной платой), а главное -у «непосредственных производителей» еще не успела сформироваться новая система мотивации в экономике, поэтому в их поведении превалирует потребительская модель и образ действия. Некоторые ученые также считают, что закон сделал госсобственность в полном смысле слова ничейной и, в связи с формированием ИТД и кооперативов, он сориентировал на откачку ресурсов из государственного сектора, лишившегося даже мягких бюджетных ограничений.
Поэтому можно предположить, что у отдельных членов горбачевского руководства был свой «план» перевода страны в рыночную экономику, который они до поры до времени не обнародовали. А как же иначе можно понимать слова В. Медведева (д.э.н., секретаря ЦК КПСС по идеологии) о том, что закон о предприятии надо критиковать, но не за то, что он слишком сильно расширил права предприятий, а за то, что он недостаточно последовательно пошел по этому пути. Он называет этот этап постепенным разгосударствлением и коммерциализацией предприятий. Полные права в рамках существующего законодательства могут получить только частные предприятия, или самоуправляемые предприятия в условиях экономической свободы и приоритета частной собственности в экономике.
Видя то, что положение в народном хозяйстве идет по наклонной плоскости, руководство КПСС решило сосредоточить свои усилия на перестройке в политической сфере общества, где, по его мнению, и находится «механизм торможения» в экономике. В экономике же в это время наблюдалась так называемая «война программ» (1990-1991 гг.). Каждый уважающий себя экономист-теоретик или практик (даже если он не экономист) представлял в руководящие инстанции программу действий по выводу страны из кризиса (напомним, что в 1990 г. Производство ВВП в СССР впервые с военного времени сократилось на 2 %). Всего по подсчетам акад. Л. Абалкина было разработано до 40 программ. Кстати сказать, по своему «жанру» программы отличаются от плана своей недирективностью и обобщенностью в рамках отдельных проблем. Начиная с этого времени, планирование экономики постепенно заменяется программированием, причем программ на правительственном уровне принимается даже больше, чем раньше разрабатывалось планов. В программах, как правило, определялась цель развития экономики, производные от нее задачи, а также методы и средства их реализации.
Во второй половине 1989 г. руководство страны вернулось к проблеме экономической реформы. Работа по ее проведению в то время была сосредоточена в правительстве СССР и возглавлялась акад. Л. Абалкиным. Была разработана Программа реформирования советской экономики и перехода к рынку, которую сейчас называют программой Рыжкова — Абалкина, так называемый радикально-умеренный вариант. Реализация этого варианта вхождения страны в рынок была предусмотрена в три этапа: первый должен был завершиться к началу 1991 г.; на втором этапе (1991-1992 гг.) предполагалось запустить новый рыночный механизм; на третьем этапе (1992-1995 гг.) все намеченные мероприятия должны быть реализованы. Программа предусматривала многообразие форм собственности, их равноправие и соревнование, государственное регулирование экономики на основе гибкого экономического и социального планирования, превращение рынка в сочетании с государственным регулированием в главный инструмент координации деятельности участников общественного производства, зарабатываемое доходов и обеспечение социальной защищенности граждан как важнейшая задача государства.
В самой группе разработчиков этой программ произошел скрытый раскол и ряд из них в случае принятия программы предполагала уйти в отставку. Поскольку программа была отвергнута Верховным Советом, вопрос об отставке сам по себе отпал. Некоторые ученые и государственные деятели считают, что программа Рыжкова — Абалкина была чрезмерно консервативной и не соответствовала динамике разворачивающихся процессов в других сферах жизнедеятельности общества. Концепция программы призвана была стать основой или составной частью нового Союзного договора, и предполагала единую систему налогообложения, единую таможенную систему, единую денежную систему и т.д. Короче говоря, она соответствовала сохранению союзной государственности, а, следовательно, прежней империи под демократическими вывесками, да к тому же с перспективой введения в стране «рыночного социализма», как мы уже выяснили, малореального при любых условиях.
Другая, более радикальная экономическая программа, называемая «500 дней», была разработана авторским коллективом под руководством акад. С.Шаталина и Г. Явлинского. В качестве целей ее были провозглашены: макроэкономическая сбалансированность, создание регулируемого рынка, структурная перестройка экономики. В ее основе была заложена идея эффективности рыночной экономики, которая формирует мощные стимулы самореализации возможностей человека в его побуждении к трудовой и хозяйственной активности.
Предполагалось заменить Союз ССР экономическим союзом независимых государств (так называемая концепция «15 + 0»), и это, по идее, позволит на добровольной основе соединить различные государства и их экономические системы, что будет способствовать добровольному объединению суверенных республик в рамках обновленного Союза. Данная идея исходила от руководства РСФСР, возглавляемого Б. Ельциным и И.Силаевым. Как ни странно, поначалу М.Горбачев горячо поддержал программу, но разобравшись, занял решительную позицию по сохранению страны как обновленного федеративного государства.
Очевидно, что существование двух программ с различными идейно-политическими ориентирами было для тогдашнего руководства СССР неприемлемым. К тому же на Л.Абалкина была возложена президентом СССР обязанность сравнить представленные программы и определить позиции правительства по принципиальным вопросам. К ним, прежде всего, относились представления о будущем Союза ССР, проблемы верховенства законов (Союза ССР или союзных республик), вопросы ценообразования и налоговой политики. Уже тогда было ясно, что по большинству этих вопросов между представленными программами существуют принципиальные различия и несовместимость. Принятие программы С. Шаталина — Г. Явлинского, кстати сказать, уже одобренной ВС РСФСР, делало невозможным сохранение союзного правительства Н. Рыжкова, поскольку оно должно было взять на себя груз ответственности за реализацию программы, которую считало нереальной и невыполнимой.
Поэтому в начале сентября 1990 г. на встрече у М. Горбачева было высказано мнение о нецелесообразности выносить на обсуждение обе программы и поручить акад. А.Аганбегяну учесть все ценное из обоих, документов и подготовить единый текст. Вариант, подготовленный А. Аганбегяном, органически воспроизводил логику и содержание программы, подготовленной группой акад. С. Шаталина — Г. Явлинского (она на 99 % включала в себя то, что было предложено этой группой). Естественно, что правительство СССР выступило против этой программы. В конечном счете, ВС СССР не принял ни одного из предложенных вариантов и поручил осуществить доработку указанных документов. Было решено подготовить новый документ, объемом не более 50-70 стр. и поручить его акад. А.Аганбегяну (программа Рыжкова-Абалкина состояла из 170 стр., проект группы Шаталина-Явлинского из 500, а программа Аганбегяна -из 190 стр. текста).
19 октября 1990 г. новый вариант программы был принят Верховным Советом СССР под названием «Основные направления стабилизации народного хозяйства и перехода к рыночной экономике» и опубликован в печати. В нем были восстановлены положения, содержащиеся в программе С. Шаталина — Г. Явлинского. В процессе работы над этим документом было высказано мнение, что стране нужен либо президент, обладающий достаточной полнотой власти, либо у него останутся только представительские функции, а вся власть будет у Совета Министров.
Идея об усилении исполнительной власти в последние месяцы 1990 г., в связи с необходимостью стабилизации экономики, широко обсуждалась, как говорится, в узком кругу в правительстве СССР. Суть ее состояла в том, что сегодня уже нельзя ориентироваться на стабилизацию экономики, а необходимо переходить к принципиально новой политике — «политике блокировки кризиса» (к тактике «стоп-кран»). Блокировка — это предварительное условие стабилизации. Она предполагает торможение, вплоть до полной остановки процессов, ведущих к дальнейшей стабилизации общества: приостановка ранее принятых законов, отказ от мер, нарушающих экономическое равновесие, объявление моратория на забастовки и т.д. Возможны были, по мнению Л.Абалкина, два пути развития событий: либо достижение общественного согласия, либо глубокие, социально-политические потрясения, лишь пройдя через которые общество сможет выйти из кризиса.
Чтобы избежать развития событий по второму сценарию, и нужна была политика блокировки кризиса. Данная политика возможна тоже по двум сценариям. Первый предполагает создание правительства национального согласия. Только такое правительство может убедить народ в необходимости отказа от новых социальных притязаний, в том числе дальнейшего роста заработной платы, способных еще более усугубить экономическую ситуацию в стране. Второй сценарий предполагает создание правительства (или президентской власти) «сильной руки». И он может быть реализован как ответ на настойчивые просьбы масс, а «диктатор явится в облике спасителя». Так неправильные исходные установки и схемы переустройства общества, его реформирования приводили к выводам, прямо противоположным самой сути перестройки
В ноябре 1990 г. М. Горбачев изложил ВС СССР программу выхода страны из кризиса из восьми пунктов, где был поставлен вопрос о безотлагательной реорганизации исполнительной власти в центре, упразднении Совета Министров и создании Кабинета Министров СССР для оперативного руководства экономикой и исполнения указов президента СССР. 14.01.1991 г. премьер-министром СССР был утвержден В. Павлов, бывший министр финансов в союзном правительстве.
Союзный Кабинет Министров начал свою деятельность с обмена денежных купюр достоинством 50 и 100 руб. — «для преодоления инфляции в народном хозяйстве». Однако скрытая подготовка этой акции и ее проведение еще больше озлобили население. Было совершенно ясно, что тактика частичного и непредсказуемого вмешательства в экономику уже не срабатывает. Необходимо было начать с создания базы для рыночной экономики, произвести очень крупные структурные изменения в производительных силах — ускорить развитие перерабатывающей промышленности, резко изменить соотношение в пользу производства продукции конечного потребления, провести глубокую конверсию военно-промышленного комплекса. Это предполагало, чтобы государство сосредоточило в своих руках крупные экономические ресурсы для преобразования экономики. В то же время изменение моделей государственно-политического устройства, принципиальное изменение роли территориальных органов обусловливали необходимость действий обратного характера. В конечном счете, правительство и бюджет СССР остались без средств, требуемых для решения глобальных задач. Эти противоречия делали изначально нереальными реализацию любых программ, что было продемонстрировано на примере «Антикризисной программы совместных действий Кабинета Министров СССР и Советов Министров республик».
Программа была разработана весной 1991 г. и подписана правительством 13 республик. Она носила исключительно экономический характер и требовала только скоординированных действий всех субъектов государственного управления в области формирования бюджета, политики ценообразования, налогообложения, приватизации, денежного обращения, социальных гарантий населения. Но в это время в сфере государственного устройства страны происходили уже совершенно иные явления, о чем свидетельствует ход Ново-Огаревского процесса по формированию нового Союзного договора. Большинству участников уже был не нужен сильный центр и все они стремились к полной независимости и суверенитету. Таким образом, наблюдались разнокачественные процессы: в центре росли авторитарные тенденции, стремление любой ценой сохранить Союз ССР, а в республиках все больше силы набирало движение к самостоятельности и свободе.
Упомянем еще о двух программах, разработанных в 1990-1991 гг. различными группами экономистов. Во второй половине 1990 г. Советский Союз посетила большая группа экспертов МВФ, ВБ, ОЭСР и ЕБРР. Авторы подготовили «доклад четырех» — «Экономика СССР», — из которого следует, что выход из кризиса возможен только через реальное, а не декларированное создание рынка в сжатые сроки. По их мнению, кризис был вызван медленной и нерешительной либерализацией экономики. В итоге развал хозяйства происходит гораздо быстрее, чем возникают элементы рынка. Доклад был подготовлен тогда, когда подлежащая выплату за год задолженность нашей страны Западу достигла 20 млрд. долл., производство и экспорт начали стремительно падать, а валютные резервы истощились. Этот доклад содержал, по существу, ультимативные требования международных финансовых кругов: открыть экономические границы СССР, приватизировать государственную собственность и сократить бюджетные расходы до уровня доходов — под угрозой полного прекращения кредитов.
Данное обстоятельство поставило бывшее руководство СССР перед дилеммой — принять ультиматум, либо попытаться повернуть события вспять, восстановить полный административный контроль над разваливающейся экономикой. Такова экономическая подоплека событий августа 1991 г. И другая программа, которая была разработана Г. Явлинским и А. Аллисоном «Согласие на шанс». Она была представлена весной 1991 г. и рассматривалась как продолжение программы «500 дней». В плане политической поддержки этой программы со стороны стран Запада особых проблем не было, но в размерах экономической помощи у западных стран возникли сомнения. Необходимым условием реализации этой программы было предоставление странами «большой семерки» огромной экономической помощи, равной 120-150 млрд. долл. Запад не был готов решать вопрос о предоставлении такой суммы.
Максимум, о чем удалось договориться, это вынесение на обсуждение проблемы реструктуризации внешнего долга на сумму 25 млрд. руб. Кстати, говоря, и М. Горбачев ехал на саммит в Лондоне не с протянутой рукой, а с программой налаживания нормальных взаимовыгодных отношений и вхождения страны в систему мировых экономических связей и институтов, так сказать, для строительства «нового мирового экономического порядка». Таким образом, война экономических программ закончилась ничем, так как сами программы были несовместимы и не учитывали объективный ход политических процессов, происходящих в стране.
Источник: Краткая история российской экономики. Учебное пособие.2-е доп. изд. под ред. проф. Ю.П. Филякина — М.: Меридиан, 2007. — 320 с.
Оставить комментарий